Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я скучаю по Маддоку. – Бран сердито посмотрел на камень. – Он больше не приходит в деревню.
Зилле положила руку ему на плечо:
– Теперь, когда в деревне живет много семей, Маддок больше не ощущает, что ему здесь рады.
– Я ему рад!
– Он это знает. И тоже по тебе скучает. Но дело не только в том, что деревня стала больше. Маддок старше, и у него больше работы по дому. Но он всегда будет твоим другом.
– А я буду его другом. Всегда.
– Твои картинки… – Зилле внимательно посмотрела на мальчика. – Ты можешь перестать видеть их?
– Не всегда. Когда я смотрю на что-нибудь, в чем бывает отражение, там иногда появляются картинки, хочу я того или нет. Но я стараюсь не просить их появляться.
– Когда картинки появляются, можешь рассказывать мне, что ты видел, как рассказывал Маддоку.
– Ричи их боится.
Зилле мягко сжала его плечо:
– Для Ричи жизнь – всего лишь тяжкий труд, при котором нет времени смотреть картинки или мечтать. Твоя мать рассказывала мне, что в Уэльсе есть люди, которые одарены вторым зрением, и, может, эти люди сами и опасаются своего дара, но на них никто косо не смотрит.
– Ричи говорит, что на меня будут косо смотреть. Тут не Уэльс, тут все по-другому. Особенно с тех пор, как пришел пастор Мортмайн и построил церковь – и злится всякий раз, как Маддок приходит в деревню или я хожу в индейский поселок.
– Пастор Мортмайн пытается отделить белых людей от индейцев.
– Но почему? – поразился Брендон. – Мы же были друзьями!
– И остаемся друзьями, – заверила его Зилле. – Когда ты последний раз видел картинку?
– Сегодня вечером, – сказал мальчик. – Свечка отразилась в боку медного чайника – мама как раз его начищала, – и я увидел там картинку – вот это самое место, только камень был намного выше, а там, – он указал на долину, – было озеро, и вода искрилась под солнцем.
Зилле посмотрела на мальчика с изумлением:
– Мой отец, Зилло, говорил, что когда-то долина была дном озера.
– И я увидел Маддока – ну то есть это был не Маддок, потому что он был старше, и кожа у него была светлая, но он был точь-в-точь как Маддок, и я сперва подумал, что это он и есть.
– Легенда… – пробормотала Зилле. – Ах, Брендон, я чувствую, что у нас много общего! Возможно, необходимость таиться и скрывать свои дары тоже сближает нас. – Пока они разговаривали, Зилле собирала среди травы какие-то маленькие растеньица и теперь протянула цветочки к луне. – Я знаю, где искать целебные травы, травы, которые не дают детям умереть зимой от удушья и от летней болезни – когда стоит такая жара, как сейчас. Но твоя мать предупредила меня, что я не должна предлагать эти дары – их не примут. Но ради себя и ради рождения нашего с Ричи малыша я не буду отказываться от трав, которые принесут мне легкие роды и здорового ребенка.
Она стала раскладывать нежные цветы на камне. Когда лунный свет коснулся их, и лепестки, и листочки словно засияли внутренним светом. Зилле обратила лицо к луне и запела:
Потом она опустилась на колени и вдохнула аромат цветов, собрала их и прижала ко лбу, к губам, к груди, к округлому животу.
– Так мы заберем эти цветы с собой домой? – спросил Брендон.
– Я бы не хотела, чтобы хозяйка Адамс увидела их.
– Когда родились Ричи и я, в деревне не было никакой повитухи.
– Хозяйка Адамс хорошая повитуха, – заверила его Зилле. – Если бы тогда она была здесь, возможно, твоя мать не потеряла бы тех малышей между тобой и Ричи. Но она не одобрит то, что я сделала. Мы оставим эти цветы рождения здесь, для птиц, луны и ветра. Они уже помогли мне.
– Когда… о, Зилле, а ты знаешь, когда родится малыш?
– Завтра. – Она встала. – Нам пора домой. Я не хочу, чтобы Ричи проснулся и обнаружил, что меня рядом нет.
Брендон коснулся ее длинных прохладных пальцев:
– Это был самый лучший день на свете, когда Ричи женился на тебе.
Зилле поспешно улыбнулась, пряча тень беспокойства в глазах:
– Жители деревни с подозрением смотрят на затесавшуюся к ним индианку, в особенности если у нее синие глаза.
– Если бы они только выслушали нашу историю, пришедшую из Уэльса, и твою историю…
Зилле сжала его руку:
– Ричи предупредил меня, чтобы я не рассказывала тут нашу легенду про белого человека, пришедшего к нам в те времена, когда на этом континенте жили только индейцы.
– Это было давно?
– Очень давно. Он пришел из-за моря, из страны на другом краю света, и он был храбрым человеком и надежным, не вожделевшим ни власти, ни земель. Моего братика назвали в его честь.
– А та песня? – спросил Брендон.
– Она очень, очень древняя – мольба о синеглазом ребенке, который сохранит силу заморского принца в народе Ветра. Возможно, за прошедшее время слова изменились. И я тоже изменилась. Я связала свою жизнь с белыми людьми, как Золотой принц связал свою с народом Ветра. Ради любви он остался с принцессой чужой земли, и ее дом стал его домом. Ради любви я оставила мой народ и осталась с Ричи, и моя любовь сильна, очень сильна, раз я сумела покинуть свой дом. Я пою эту молитву, потому что она у меня в крови и потому что ее надлежит петь. И все же я не могу не думать – а дозволено ли будет моему сыну знать свою индейскую историю?
– Сыну?
– Это будет мальчик.
– Откуда ты знаешь?
– Мне сказали деревья шелестом листвы под лунным светом. Я бы хотела девочку, но Ричи обрадуется, что у него родится сын.
Тропа среди травы привела их к ручью, что ловил лунный свет и мерцал среди колышущихся теней листвы. Через ручей был перекинут мостик из природного камня, и на этом мостике Зилле задержалась, глядя на воду.
Брендон тоже посмотрел на их отражения – как они двигаются и мерцают, когда ветер шевелит листья. Когда он смотрел на отражение Зилле, вода изогнула ее губы в нежной улыбке, и еще он увидел у нее на руках ребенка, черноволосого и синеглазого малыша с золотом, таящимся в глубине глаз.
А потом глаза эти изменились, сделались угрюмыми, а лицо из детского превратилось в лицо мужчины, а саму Зилле Брендон больше не видел. На мужчине этом была странная военная форма со множеством медалей, а темный подбородок был горделиво выпячен. Мужчина о чем-то думал, и думы его были жестоки и мстительны, а потом Брендон увидел пламя, бушующее пламя.